Формула «В политике нет вечных врагов» является политологической аксиомой. Но далеко не все оказались готовы к позитивному прорыву в турецко-российских отношениях, инициированному несколько лет назад Анкарой и Москвой. Две ключевые страны евразийского «шва» вдруг осознали, что без реального взаимодействия им будет сложно вписаться в картину завтрашнего мира, которую могут сформировать и без их участия. Необходимо, чтобы это понимание нашло отражение в конкретных совместных шагах, способных стабилизировать обстановку в огромном регионе, включающем в себя не только Большой Кавказ, но весь Черноморско-Каспийский «квадрат» и даже Центральную Азию.
Одновременно турецко-российский диалог может оказать влияние и на обстановку в Евросоюзе. Особенно, если учесть нарастающий евроскептицизм его восточно-европейских участников (Болгария, Латвия и др.), системные проблемы Греции, да и подвешенное состояние самой Турции, которую вызывающе долго не принимают в ЕС. Ожидания геополитической корректировки особенно усиливаются в канун намечающегося визита Президента РФ Дмитрия Медведева в Анкару.
Россия и Турция могут предложить то, чего по большому счету от них никто не ждет, далеко уйдя от традиционных деклараций о месте партнерского импорта в национальных экономиках и озвучивания валовых цифр, — хотя и они производят впечатление. Турция завоевала симпатии основной массы российских граждан не диаграммами и социологическими замерами, а в первую очередь товарами широкого потребления, соотношение цены, актуальности и качества которых определенно достигло совершенства. Мало кому сейчас приходит в голову, что именно эта отрасль и проложенная к ней дорога российских челноков еще в конце 80-х годов прошлого столетия, сняла с Турции гриф «врага».
Турецко-армянские контакты покажутся в таком контексте только началом настоящего регионального прорыва. К примеру, Москва является логичным связующим звеном между южными энергетическими проектами, в которых задействованы конфликтующие между собой по кипрской проблеме как Турция, так и Греция. Общая экономика, живые деньги неизбежно сблизят тех, кто разделен не только «зеленой» британской линией посередине турецко-греческого Кипра, но и отношением к ним со стороны ЕС как к неравноправным административно-политическим единицам.
Но концентрироваться надо не только на энергетике. Необходимость поиска оригинальных шагов диктует продолжающийся, вялотекущий мировой финансовый кризис, который, ударив по Греции, автоматически бьет и по Южному (греческому) Кипру, который, независимо от своего евросоюзного статуса, будет искать гарантированной политической стабильности по всем азимутам, включая «неевропейскую» зону.
Москва в контакте с Анкарой может реализовать подлинный, а не декларативный евразийский проект (не путать с российскими философами «евразийства»), фактически повернув Турцию не к Западу, где ее, как оказалось, особенно не ждут, а на Восток. Туда, где, в частности, Астана давно, громко и безуспешно призывает к новой евразийской динамике.
Там же находится база для «кавказской платформы» и много чего ещё.
Что касается оригинальных, но при этом вполне возможных совместных шагов, не следует забывать и о потенциале военного сотрудничества Анкара—Москва. Специалист мгновенно вставит здесь реплику о членстве Турции в НАТО, которое якобы по умолчанию лишает нас взаимодействия в этой тонкой сфере. Однако действующий формат Россия—НАТО предубеждения такого рода давно снял. Военный диалог двух стран тем более важен на фоне растущей озабоченности Турции по поводу акватории Черного моря, которая, в связи с кавказской нестабильностью, все более активно используется государствами, никогда не имевших черноморских берегов. И таких направлений много.
Не исключено, что Россия и Турция способны стать основателями нового межконтинентального формата, логично объединяющего все страны евразийского «стыка», которые в новую Европу, в узкий формат ОБСЕ не вписываются хотя бы в силу географии. И это несоответствие вызывает напряжение по всей Черноморско-Каспийской дуге. К слову, чтобы эта динамика выглядела максимально свежо, желательно найти оригинальный заменитель и «евразийской» терминологии, которая, при слишком частом упоминании, себя не оправдала.
В случае восточного уклона Анкары, возможно, и Брюссель станет более лоялен к ее нуждам, включая ту самую неурегулированную проблему Северного Кипра, являющуюся составной частью турецко-российского контекста. Киприоты могли бы стать примером для аналогичных межнациональных конфликтов на постсоветском пространстве — в частности для Карабаха, — где ненависть одних к другим заметно отличается от кипрского варианта совместного проживания двух общин. Есть трехсторонний формат Баку—Ереван—Москва, возник Анкара—Ереван. Но в том и другом случае что-то сдерживало, мешало доводить вопрос до конца. Сегодня уже ясно: партнерство Россия-Турция — как раз то недостающее звено, которого не хватало в кавказском проектировании.
Россия и Турция — два главных географических столба евразийских ворот, глобальный шлюз между Европой и Азией. Без их согласованных действий остальные страны региона — Украина, Армения, Азербайджан, Грузия, государства Центральной Азии — вряд ли смогут успешно прийти к бесконфликтному знаменателю.